Первые дни после трагедии мы практически не покидали часть. А уже когда началась эвакуация людей с зараженной территории, наших сотрудников начали привлекать для ликвидации последствий аварии по полной программе. В частности, в Наровлянском районе мы занимались дезактивацией техники и местности. Учитывая большие объемы работы, к нам на помощь были направлены силы Министерства обороны страны. Наша главная задача на тот момент была обеспечить пожарную безопасность на загрязненной территории. А сделать это в сухую и жаркую погоду было сложнее вдвойне. Сперва лесные пожары, а затем и торфяники вынуждали наших сотрудников работать сутками без перерыва. Для работы на пожарах были образованы сводные отряды в Брагине, Хойниках, Наровле. Ближе к осени стало еще труднее, так как многие жители, эвакуированные из своих населенных пунктов, попытались вернуться обратно в зону отчуждения за своим имуществом. Они чуть ли не напролом шли на милицейские кордоны. Когда началась военизация пожарных подразделений в районных центрах Гомельской области, я добровольно перешел на службу в родные Хойники. Позже так сложились обстоятельства, что меня направили в Брагин, где я с 1 октября 1986 по 1 декабря 1989 года занимал должность начальника гарнизона пожарной службы района. Все это время мы занимались тушением пожаров. Осенью, вплоть до первого снега, горели торфяники, а весной 1987 года, начиная с марта, от торфяников загорелась трава. Площади возгораний были огромные – до 600 гектаров. В таких сложных условиях, когда люди уже изнемогали от работы, приходилось привлекать на тушение пожаров военных. Кроме того, не хватало индивидуальных средств защиты. А ведь уровень радиации никто не измерял. Да, приезжали специалисты с дозиметрами, но я старался не пугать своих сотрудников этими цифрами. Работали посменно, пытаясь хоть как-то поберечь свое здоровье. Тогда никто не говорил, что тяжело или опасно. Все понимали ситуацию и выполняли свои работу в полном объеме. Самая главная угроза на тот момент – это лесные пожары. Ведь не секрет, что при горении в 10, а то и более раз увеличивается уровень радиации. В то время мало кто задумывался о радиации, что она скажется на здоровье. Это уже спустя несколько лет мы на себе стали ощущать коварную силу радиации. Многие из тех, кто работал со мной, стали болеть, а некоторых уже давно нет в живых. С дрожью в голосе вспоминаю своих ребят, с которыми мы работали в Брагине. 

В последующие годы работы тоже хватало всем. Каждый день выезжали на торфяники или лесные пожары. Да, объемы были уже не те, да и опыта в борьбе с ними мы уже набрались. Однако в 1988 году пришлось столкнуться с еще одной проблемой. В этот год катастрофически не хватало воды. Все каналы оказались осушены. И приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. Отсыпали дамбы, прочищали каналы. Вода нужна была как воздух. Это уже потом научились ставить насосные станции и качать воду. А тогда было очень тяжело. 

Лето 1989 года выдалось засушливым. И опять лесные пожары, причем в непосредственной близости от реактора. За три года, проведенных в Брагине, настолько изучил местность, что сегодня с закрытыми глазами могу проехать и показать каждый населенный пункт. 

Зимой 1989 года вернулся в Мозырь. В тот момент здоровье начало давать сбои. Медики посоветовали уехать на некоторое время из радиационной зоны. Поэтому я на протяжении 2,5 лет жил и работал в Минском районе. Там же параллельно прошел и санаторное лечение. Поправив свое здоровье, вновь вернулся в Мозырь, где к тому времени образовался отряд военизированной пожарной службы. Мне предложили должность заместителя начальника. Я согласился. Позже стал начальником Мозырского ГРОЧС. 

Сегодня благодаря исполнительной власти ликвидаторы не остаются без внимания. Их приглашают на различные мероприятия, говорят слова благодарности за неимоверный труд и риск. Но время меняется, и для молодого поколения авария на ЧАЭС не больше, чем просто факт из истории. Но мы, ликвидаторы, всегда будем помнить эту страшную дату – 26 апреля. Дай Бог, чтобы на нашей земле никогда не повторился Чернобыль».

Первое время нас не кормили, и, когда закончились запасы еды, которую мы привезли с собой, мы начали просить у местных жителей лодку, для того чтобы наловить рыбы. Старались кушать и пить то, что меньше всего «трещало» – было страшно. Где-то на восьмой день нам организовали питание в местном техникуме. После нас поселили в бывший комбинат бытового обслуживания, спали мы на раскладушках. Машина постоянно была у порога, на радиостанции дежурили по два часа. Рот постоянно пощипывал, чувствовался вкус йода. Радиация была везде, и поэтому мы постоянно ходили в защитных костюмах и противогазах, даже когда на улице было +35. Так мы жили пятнадцать дней. После нашего возвращения домой, нам дали дней пять выходных. Я тогда поехал к себе в деревню на свадьбу. Все знали, где я был, и поэтому задавали множество вопросов, как будто я в космос летал, – с усмешкой говорит Сергей Иосифович. 

После возвращения в Минск он ещё пару раз проезжал мимо тех мест, но деревню так и не нашёл, её полностью сравняли с землёй. Всю команду, включая Сергея Иосифовича, наградили медалями «Участник ликвидации последствий на ЧАЭС». 

Сейчас наш герой работает в охране, свободное время проводит вместе со своей семьёй. У него жена, двое сыновей и шестеро внуков. Часто ездит к себе в деревню, где от родителей у него остался дом. Там он выращивает овощи и фрукты. Так же Сергей Иосифович является ярым любителем похода в лес за грибами.